Николая быть вашим заступником, ему виднее». Николай Иванович в знак согласия кивнул. Я посмотрела на него – мне показалось, что он вроде бы даже обрадовался, – и сказала: «Я тоже буду молиться ему о вас». Через два дня больной спокойно умер своей смертью. Этот случай – еще одно свидетельство, как страдание оборачивается во благо, если человек вместо того, чтобы пассивно, безо всякого смысла лежать и ждать конца, не зная, когда он наступит, приобрел задачу.
Виктор Франкл (на основе опыта пребывания в концлагере, своего и других заключенных) считает, что одно из самых трудных испытаний для человека – неопределенность срока страдания. Если мы знаем, что страдать нам полмесяца, месяц, полгода или даже год, то можно перенести все. Не зная же, когда закончатся наши муки, да еще и не видя в них смысла, намного труднее их выдержать.
Просьба об эвтаназии – это в первую очередь крик души, мучительный, отчаянный крик: «Помоги мне! Я совершенно одинок, мне больно, мне страшно!» Эта просьба далеко не всегда говорит о том, что страдающий человек в данный момент действительно хочет покончить с собой. Он просто больше не может оставаться в одиночестве, и наше присутствие – присутствие именно в качестве личности – имеет в этой ситуации огромное значение! Рядом с отчаявшимся больным чрезвычайно важно уметь пребывать спокойно.
Отчаяние возникает почти всегда. Попробуйте представить себя в такой ситуации: вы день за днем лежите в постели и ничего не можете делать. Инсульт, инфаркт – мало ли что бывает. Ваши близкие месяцами должны за вами ухаживать. Я рано или поздно почувствовала бы себя обузой. Думаю, что нечто подобное испытывал бы каждый из нас.
На мой взгляд, этот вопрос особенно остро стоит в России, потому что здесь всем необходимо работать, иначе трудно выжить. И недееспособный человек в семье, который ощущает себя обузой, – реальная проблема. Эту проблему необходимо обсуждать с больным. Можно, например, спросить у него: «А если бы была обратная ситуация, ты бы считал своего больного близкого обузой?» Об этом, а также о чувствах больного обязательно нужно говорить!
Так, человеку, который считает себя обузой, надо сказать, что у него могут быть самые разные задачи:
Во-первых, сейчас он может «научиться быть».
Во-вторых, он может доставлять радость всем, кто за ним ухаживают, а именно с благодарностью принимать то, что ему дают. Вместо того чтобы говорить: «Ну зачем ты пришел? Уже так поздно, а ты после работы, не надо было тебе приезжать!» – можно, наоборот, выразить свою признательность: «Уже так поздно, а ты все равно ко мне пришел, да еще после работы! Спасибо тебе огромное, как хорошо мне стало!» Тогда у человека, который посещает больного или ухаживает за ним, будет легко на душе, и ему захочется еще больше помочь. Ответственность больного как раз и заключается в том, что он тоже может давать. Франкл писал, что суть не в том, что я могу еще взять от жизни, а в том, что я могу отдать.
В-третьих, если больной верующий, то его задача может состоять в молитве за всех тех, кто ему помогают, его окружают, да и вообще обо всех живых и усопших, которых он помнит.
В юности с владыкой произошел интересный случай. Его духовный отец монах Афанасий спросил у него: «Ты любишь молиться?» – «Да, люблю». – «А если ты почему-то не можешь молиться, тебе становится больно, печально?» – «Да». И неожиданно отец Афанасий – такой вот странный монах! – сказал юноше: «Тогда я на год запрещаю тебе молиться! Ты уповаешь не на милость Божию, а на свои молитвы. Ложишься спать – просто вспоминай всех тех, кто тебя любят, и говори: „Господи, благодарю тебя за этого человека! Благослови его! И за этого человека благодарю тебя! Благослови его!“ Вспоминай не только живых, но и усопших. И тех святых, кого ты любишь и которые любят тебя. И, уповая на их молитвы, перекрестись и засыпай».
Мне кажется, что то же самое можно сказать человеку, прикованному к постели: «Вспоминайте всех людей, которые вас любят, в том числе и усопших, и святых. Благодарите Бога за каждого из них и просите, чтобы Он их благословил». К сожалению, по моему опыту, мало кто хочет молиться. А я уверена, что все мы, пока еще здоровы и пока у нас есть силы, должны научиться и полюбить молиться. Если мы не привыкли молиться, то, когда болеем, ослабли, находимся под влиянием лекарств, вряд ли будем это делать. Но если человек действительно знает силу молитвы и молится, это дает ему очень многое – и в первую очередь благодарность, радость и ощущение, что он не один: есть к кому обратиться и с кем поговорить.
В-четвертых, болеющий человек может стать источником мира, покоя и любви для детей, внуков и всех своих близких, чтобы они могли приехать и спокойно ему рассказывать обо всем, что сегодня с ними происходило. Если у больного сердце открыто, а не замыкается и не тонет в своей болезни, он может дать очень многое.
Вот сколько может сделать, казалось бы, недееспособный человек! Если он возьмется хотя бы за одну из названных мною задач, это поможет ему больше не ощущать себя обузой.
О победе над страхом
У серьезно больного лежачего человека бывает много страхов: страх болей, страх потери контроля, страх разлуки, страх небытия. А у человека верующего нередко появляется страх не только за свою жизнь, но и за встречу с Творцом, Которого человек еще не знает как Друга. Мы можем помочь ему справиться с этими страхами своим личным опытом и присутствием (о чем уже неоднократно говорилось выше), но только не словами и советами. Бывает, что у человека, который заболел внезапно или страдает долгое время, начинается депрессия.
Позволить больному самому контролировать ситуацию, пусть даже в мелочах, – необходимо! Например, лежит мужчина в постели, а жена все время вокруг него суетится. Нянечка приносит обед и спрашивает: «Какой вам хлеб? Черный или белый?» Он не успевает рот раскрыть, как жена за него отвечает: «Он всегда ест белый хлеб». – «А суп какой? Лапшу или овощной?» – «Он любит овощной». Я думаю, именно поэтому у больного усиливается ощущение «я – никто, от меня ничего не зависит».
Я уверена, что, даже если у человека инсульт, и он едва держит ложку, и еда падает, ему все равно надо дать возможность справиться самому, чтобы он оставался самостоятельным и как можно полнее мог
